ля-ля-ля, фа-до-ля фа-до-ля. ми-ми-ми, фа-до-сольдиез фа-до-ля
читать дальшеАлеша и Иван обретают статус героев «разных» романов: один - агиографического произведения, другой - детективно-политизированной хроники. «Связывает» их общий корень - чудачество, иночество. Конечный идиотизм и душевное безумие одного (мудрость мира сего оборачивается безумием перед Богом) и иночество, «странничество» (весьма напоминающее начало мирского пути Христа), праведность другого. И между ними - дети: мир мальчиков, олицетворяющих живую жизнь.
Дальнейшие судьбы мальчиков зависят во многом от выбираемого читателем дискурса. Мальчики стоят на одинаковом расстоянии от Алеши и Ивана, ибо порок и добродетель «сделаны» из одного и того же душевного материала; душевно-духовные предпочтения того и другого абсолютно симметрично разворачивают романный сюжет как в сторону христианских, так и в сторону революционно-нигилистических коннотаций.
Как «прочитан» этот роман «читателем» Достоевским, ясно из эпилога. Для 12 мальчиков, пришедших провожать Илюшу в последний путь, решающим стало великое слово Алеши у придорожного камня - «мученического столпа» новых героев России. В эпилоге Достоевский соединяет в единое смысловое пространство и перекодирует ключевые христианские символы - смыслообразы: смерть, запах, камень, «дитё». Особое значение приобретает символ камня - столпа многих героев и олицетворение главных православных идей романа. Символика камня как православного столпа легко угадывается, благодаря символической аналогии евангельского сюжета о Воскресной речи Христа, обращенной к 12 Апостолам, и заветного слова Алеши, обращенного к 12 мальчикам. Сквозная тема отцов и детей, рассматриваемая Достоевским на протяжении всей жизни как важнейшая составляющая его православного видения семьи, получила свое «разрешение» в эпилоге: Алеше приданы символические черты духовного отца своих юных учеников - будущих «апостолов». Кто-то из них предаст, кто-то отречется, кто-то продаст его, но никто не забудет слов Алеши. И, в конце концов, его «деточки» - его духовные чада продолжат дело своего духовного отца. Старец Зосима - духовный отец Алеши - стал причиной его рождения в духе. И его смердение оказалось символом высшего христианского смысла. Не плоть наследуется, а бессмертный дух его слов, его духовных открытий. Поучительная в этом смысле кончина мальчика Илюши. Его ранняя и, по сути, мученическая кончина ставит этот образ в разряд праведников, делая критерием совестливости для его товарищей. Утрированный образ замученного варварами-родителями ребенка из монолога Ивана получает реальную ассоциацию с замученным жизнью чахоточным мальчиком Илюшей. Но никому не приходит в голову бунтовать или призывать расстреливать «виновных» около его могилки. И Слово у камня становится Делом взращивания дитя из «семени», которое, если останется жить, то умрет, а если умрет (то есть попадет в почву), то даст много плодов. На этом завершается романный космос и открывается бесконечная ширь христианского космоса Ф. М. Достоевского.
Алёша является примером истинно христианской любви, любви ни за что. Именно такая любовь является индивидуальной личной любовью. Такая любовь подразумевает и любовь к человеку и во грехе его, как заповедовал Зосима. Всего замечательнее то, что личность самого любящего вырастает под влиянием любви (Лосский). В качестве примера приводит слова Дмитрия о его любви к Грушеньке, в которой его раньше только изгибы инфернальные томили, а теперь он всю её и свою душу принял. О том, что такая любовь дается человеку с большим трудом говорит Иван, который считал, что ближних любить невозможно.
В русской литературе образом Алеши Карамазова представляется высшим типом религиозно-нравствственной жизни, которая характеризуется свободным проникновением божественного начала в границы и формы человеческого существования.
Для Алеши служение Богу состоит «в живой вере и деятельной любви»; он убежден, что «вся жизнь человека должна быть богослужением».
Как религиозный идеал Тарееву предстает тот же литературный герой, что и митрополиту Антонию (Храповицкому), хотя последнему Алеша больше нравился в одежде монастырского послушника.
Доминирующей оказалась правда Алеши. Алеша предстал как образец деятельной любви к людям, материнской по сути и христианской по форме. В нем соединилось женское - материнское - сострадательное начало и великая идея деятельной (спасительной) любви. В этом и заключается мировоззренческое ядро его образа и ключевой смысл его жития. Зосима прояснил для Алеши сущность материнства не только через свою любовь к нему, не только через православную догматику, но и через народный образ матери-земли, которая даровала богатырские силы Алеше, идущему на невиданный подвиг спасения людей любовью. «Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною… Алеша стоял. Смотрел и вдруг как подкошенный повергся на землю. Он не знал, для чего обнимал ее, не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее… с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблимое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его - и уже на всю жизнь и на веки веков. Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга».
Итак, если в плане личном Достоевский призывал человека погрузиться во всепрощающую нравственно-психологическую нирвану Алеши Карамазова, то в плане социальном он призывал заменить требование материального равенства на равенство духовное, на «соборность» и доказывал, что по ее достижении исчезнут, а точнее, попросту перестанут восприниматься все общественно-экономические несправедливости жизни.
Дальнейшие судьбы мальчиков зависят во многом от выбираемого читателем дискурса. Мальчики стоят на одинаковом расстоянии от Алеши и Ивана, ибо порок и добродетель «сделаны» из одного и того же душевного материала; душевно-духовные предпочтения того и другого абсолютно симметрично разворачивают романный сюжет как в сторону христианских, так и в сторону революционно-нигилистических коннотаций.
Как «прочитан» этот роман «читателем» Достоевским, ясно из эпилога. Для 12 мальчиков, пришедших провожать Илюшу в последний путь, решающим стало великое слово Алеши у придорожного камня - «мученического столпа» новых героев России. В эпилоге Достоевский соединяет в единое смысловое пространство и перекодирует ключевые христианские символы - смыслообразы: смерть, запах, камень, «дитё». Особое значение приобретает символ камня - столпа многих героев и олицетворение главных православных идей романа. Символика камня как православного столпа легко угадывается, благодаря символической аналогии евангельского сюжета о Воскресной речи Христа, обращенной к 12 Апостолам, и заветного слова Алеши, обращенного к 12 мальчикам. Сквозная тема отцов и детей, рассматриваемая Достоевским на протяжении всей жизни как важнейшая составляющая его православного видения семьи, получила свое «разрешение» в эпилоге: Алеше приданы символические черты духовного отца своих юных учеников - будущих «апостолов». Кто-то из них предаст, кто-то отречется, кто-то продаст его, но никто не забудет слов Алеши. И, в конце концов, его «деточки» - его духовные чада продолжат дело своего духовного отца. Старец Зосима - духовный отец Алеши - стал причиной его рождения в духе. И его смердение оказалось символом высшего христианского смысла. Не плоть наследуется, а бессмертный дух его слов, его духовных открытий. Поучительная в этом смысле кончина мальчика Илюши. Его ранняя и, по сути, мученическая кончина ставит этот образ в разряд праведников, делая критерием совестливости для его товарищей. Утрированный образ замученного варварами-родителями ребенка из монолога Ивана получает реальную ассоциацию с замученным жизнью чахоточным мальчиком Илюшей. Но никому не приходит в голову бунтовать или призывать расстреливать «виновных» около его могилки. И Слово у камня становится Делом взращивания дитя из «семени», которое, если останется жить, то умрет, а если умрет (то есть попадет в почву), то даст много плодов. На этом завершается романный космос и открывается бесконечная ширь христианского космоса Ф. М. Достоевского.
Алёша является примером истинно христианской любви, любви ни за что. Именно такая любовь является индивидуальной личной любовью. Такая любовь подразумевает и любовь к человеку и во грехе его, как заповедовал Зосима. Всего замечательнее то, что личность самого любящего вырастает под влиянием любви (Лосский). В качестве примера приводит слова Дмитрия о его любви к Грушеньке, в которой его раньше только изгибы инфернальные томили, а теперь он всю её и свою душу принял. О том, что такая любовь дается человеку с большим трудом говорит Иван, который считал, что ближних любить невозможно.
В русской литературе образом Алеши Карамазова представляется высшим типом религиозно-нравствственной жизни, которая характеризуется свободным проникновением божественного начала в границы и формы человеческого существования.
Для Алеши служение Богу состоит «в живой вере и деятельной любви»; он убежден, что «вся жизнь человека должна быть богослужением».
Как религиозный идеал Тарееву предстает тот же литературный герой, что и митрополиту Антонию (Храповицкому), хотя последнему Алеша больше нравился в одежде монастырского послушника.
Доминирующей оказалась правда Алеши. Алеша предстал как образец деятельной любви к людям, материнской по сути и христианской по форме. В нем соединилось женское - материнское - сострадательное начало и великая идея деятельной (спасительной) любви. В этом и заключается мировоззренческое ядро его образа и ключевой смысл его жития. Зосима прояснил для Алеши сущность материнства не только через свою любовь к нему, не только через православную догматику, но и через народный образ матери-земли, которая даровала богатырские силы Алеше, идущему на невиданный подвиг спасения людей любовью. «Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною… Алеша стоял. Смотрел и вдруг как подкошенный повергся на землю. Он не знал, для чего обнимал ее, не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее… с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблимое, как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцарялась в уме его - и уже на всю жизнь и на веки веков. Пал он на землю слабым юношей, а встал твердым на всю жизнь бойцом и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга».
Итак, если в плане личном Достоевский призывал человека погрузиться во всепрощающую нравственно-психологическую нирвану Алеши Карамазова, то в плане социальном он призывал заменить требование материального равенства на равенство духовное, на «соборность» и доказывал, что по ее достижении исчезнут, а точнее, попросту перестанут восприниматься все общественно-экономические несправедливости жизни.
@темы: Билеты