читать дальше33. Сюжет, композиция, идея в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души». Роль пейзажа, интерьера, портрета в создании образов.
1. Сюжет, композиция
• В основу сюжета Гоголь положил рассказ о похождениях Чичикова, который приезжает в губернский город с целью приобретения весьма странного товара - «мертвых душ».
• Композицию поэмы определяет замысел автора «изъездить вместе с героем всю Русь
и вывести множество самых разнообразных характеров» вслед за Чичиковым, покупающим
мертвые фактически, но живые по бумагам души.
Пейзаж
Завершает галерею лиц, с которыми заключает сделки Чичиков, помещик Плюшкин – «прореха на человечестве». Гоголь замечает, что такое явление редко встречается на Руси, где все любит скорее развернуться, нежели съежиться. Знакомству с этим героем предшествует пейзаж, детали которого раскрывают душу героя. Ветхие деревянные строения, темные старые бревна на избах, крыши, напоминающие решето, окна без стекол, заткнутые тряпками, раскрывают Плюшкина как плохого хозяина с омертвевшей душой. Но картина сада, хотя заглохшего и глухого, создает иное впечатление. При его описании Гоголь использовал более радостные и светлые тона – деревья, «правильная мраморная сверкающая колонна», «воздух», «чистота», «опрятность»… И сквозь все это проглядывает жизнь самого хозяина, душа которого угасла, как и природа в глуши этого сада.
В доме Плюшкина тоже все говорит о духовном распаде его личности: нагроможденная мебель, сломанный стул, высохший лимон, кусочек тряпки, зубочистка… Да и сам он похож на старую ключницу, лишь серенькие глазки, как мыши, бегают из-под высоко выросших бровей. Все умирает, гниет и рушится около Плюшкина. История превращения неглупого человека в «прореху на человечестве», с которой знакомит нас автор, оставляет неизгладимое впечатление. Чичиков быстро находит общий язык с Плюшкиным. Одно только заботит «заплатанного» барина: как бы при совершении купчей крепости не понести убытки.
Интрерьер
На меня произвела впечатление характеристика героев с помощью интерьера. Я думаю, что это интересно, исследуя интерьер, понимать сущность героя. Поэтому мне захотелось поближе познакомиться с Н.В.Гоголем и его героями. Типизация – одна из самых существенных черт литературы критического реализма. Она отчетливо выступает в творчестве
Н.В. Гоголя. Стремясь создать типический харак-тер, Гоголь широко использует интерьер.
Первый, если можно так сказать, очаг сентиментализма, с которым встречается чи-татель «Мертвых душ», – это имение
Манилова. Духом карамзинской эпохи пропитано здесь все – от английской планировки посадок перед домом до задумчивой
мечтательно-сти самого владельца.
Историк русской литературы И.Н. Розанов писал, что в эпоху литературного сенти-ментализма «особенно в моде были
«уединение и сердце». Гоголевский текст отражает это с феноменальной точностью. Помимо «Храма уединенного размышления»
уединение фигурирует также в словах Чичикова. Претензии на изысканность, утонченность вкуса в поместье Манилова еще
более подчеркивают внутреннюю пустоту обитателей усадьбы. Все это лишь декорации, прикрывающие скудость. Печать
неопределенности, расплывча-тости и лежит здесь на всем: одинокий господский дом, «открытый всем ветрам», редкие кусты
сирени, серенькие бревенчатые избы мужиков, серый день. В доме Манилова тоже все тускло, неопрятно: шелковый капот жены
бледного цвета, стены кабинета выкрашены «какой-то голубенькой краской, вроде серенькой». Гоголь открывает читателю один
из излюбленных им приемов характеристики персонажа: «Чичиков с любопытством рас-сматривал жилище этого… человека, думая
по нему отыскать свойства самого хозяина, как п!
о оставшейся раковине заключают об устрице или улитке, некогда в нем сидевшей и оставившей свое впечатление».
В главе о Манилове «раковина» особенно важна, так как характер героя неопределе-нен, неуловим.
Обстановка всегда рельефно характеризует героя, но у Гоголя этот прием доведен до сатирического заострения.
В комнатах Манилова рядом с прекрасной мебелью, обтянутой дорогой материей, стоят кресла, покрытые рогожею. «Хозяин
в продолжение нескольких лет всякий раз пре-достерегал своего гостя словами: «Не садитесь на эти кресла, они еще не
готовы». В неко-торых комнатах вовсе не было мебели, «хотя было говорено в первые дни после женить-бы: «Душенька, нужно
будет завтра похлопотать, чтобы в эту комнату хоть на время по-ставить мебель».
«Щегольский подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перла-мутным щегольским щитом» соседствовал
«ввечеру» с «медным инвалидом», но этого не замечали ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги.
«В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14-й стра-нице, которую онпостоянно читал
уже два года».
Портреты
Своеобразным приёмом в обрисовке портрета действующих лиц является повторение той или иной внешней черты, что, совершенно естественно, находит выражение в словах.Так, например, в образе Манилова, при первом же знакомстве, подчёркивается, что у него «глаза сладкие, как сахар» и что он их щурил всякий раз, когда смеялся. Во 2-й главе, где в основном раскрывается образ Манилова, Гоголь вновь останавливается на его портрете и замечает: «В эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару». Когда Чичиков чрезвычайно лестно отозвался о губернаторе, Манилов поддержал его в этой оценке и «от удовольствия почти совсем зажмурил глаза, как кот, у которого слегка пощекотали за ушами пальцем».
В портрете Плюшкина бросается в глаза прежде всего подбородок, выступающий очень далеко вперёд, так что «он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать». Этот подбородок с нижней частью щеки походил «на скребницу из железной проволоки». Далее в портрете отмечаются маленькие глаза, которые пристально всех оглядывают, всё высматривают, глаза, не потухнувшие и бегавшие, как мыши, из-под высоко выросших бровей. Особенно настойчиво подчёркиваются его губы «пробормотал сквозь губы» (зубов у него не было); «стал жевать губами»; «опять стал кушать губами»; «остановился, пожевал губами» и дрожащие руки, как у подлинного скряги («руки его задрожали, как, ртуть»; деньги от Чичикова он принял «в обе руки и понёс их к бюро с такою же осторожностью, как будто бы нёс какую-нибудь „. жидкость, ежеминутно боясь расхлестать её»).
34. «Петербургские повести» Н.В. Гоголя. Основные проблемы. Роль гротеска и фантастики.
Петербургские повести — общее название ряда повестей, написанных Николаем Васильевичем Гоголем, и название сборника, из них составленного. Объединены общим местом действия — Санкт-Петербургом 1830—1840-х годов.
Петербургские повести составляют особый этап в творчестве Гоголя, и историки литературы говорят о втором, «петербургском», периоде в его литературной деятельности[1].
Содержание сборника
Невский проспект
Нос
Портрет
Шинель
Записки сумасшедшего
В XIX веке о «петербургских» повестях Гоголя писали в основном русские исследователи. Они обращали почти исключительное внимание на социальную проблематику. Большинство критиков и читателей выражали преимущественное сочувствие Акакию Акакиевичу, и произведения Гоголя были восприняты как декларация прав «маленького человека».
Пушкин, Гоголь и Достоевский в своих петербургских повестях обращаются к решению многотрудных задач, стремятся в соотнесении с прошлым, с историей понять смысл текущей современности, с помощью поднятых нравственно-философских проблем прозреть будущее. Героем петербургской повести может стать только Петербург, созданный волей и мужеством Петра I, им завещанный потомкам как новая цивилизация. Все остальные - только обеспечивающие его жизнедеятельность, только зависимый от него элемент, незначимая часть в огромном государственном механизме.
Впечатления, вызванные жизнью Гоголя в Петербурге, сказались в так называемых "Петербургских повестях", созданных в 1831-1841 годах. Все повести связаны общей проблематикой: власть чинов и денег. Всем им присущ типичный главный герой — разночинец, "маленький" человека. Ведущий пафос повестей — развращающая сила денег, разоблачение вопиющей несправедливости общественной системы. Они правдиво воссоздают обобщенную картину Петербурга 30-х годов XIX века.
Гоголь особенно часто обращается в этих повестях к фантастике и излюбленному им приему крайнего контраста. Он был убежден, что "истинный эффект заключен в резкой противоположности". Но фантастика в той или иной мере подчинена здесь реализму.
Так, в "Невском проспекте" Гоголь показал шумную, суетливую толпу людей самых различных сословий, разлад между возвышенной мечтой (Пискарев) и пошлой действительностью, противоречия между безумной роскошью меньшинства и ужасающей бедностью большинства, торжество эгоистичности, продажности, "кипящей меркантильности" (Пирогов) столичного города.
В повести "Нос" рисуется чудовищная власть чинопочитания. Писатель показывает всю нелепость человеческих взаимоотношений в условиях деспотическо-бюрократической субординации, когда личность, как таковая, теряет всякое значение. И здесь Гоголь искусно использует фантастику.
"Петербургские повести" обнаруживают эволюцию от социально-бытовой сатиры ("Невский проспект") к социально-политической памфлетности ("Записки сумасшедшего"), от романтизма и реализма при преобладающей роли второго ("Невский проспект") к все более последовательному реализму ("Шинель").
В повести "Шинель" запуганный, забитый Башмачкин проявляет свое недовольство значительными лицами, грубо его принижавшими и оскорблявшими, в состоянии беспамятства, в бреду. Но автор, будучи на стороне героя, защищая его, осуществляет протест в фантастическом продолжении повести. Гоголь наметил в завершении повести реальную мотивировку. Некто, смертельно напугавший Акакия Акакиевича, едет по неосвещенной улице после выпитого у приятеля на вечере шампанского, и ему, в страхе, вор может показаться кем угодно, даже мертвецом.
Николай Васильевич Гоголь создал в своем раннем творчестве сплав сатиры и лирики, он обогатил реализм достижениями романтизма. Со всей мощью своего таланта он рисовал действительность, взращивая при этом мечту о прекрасном человеке и будущем своей страны. Тем самым он поднял критический реализм на новую, высшую ступень по сравнению со своими предшественниками.
Гоголь разоблачает петербургскую картину мира с помощью своего излюбленного приема – гротеска. Гротеск помогает «встряхнуть» сознание, поразить, озадачить его. Гротеск – это острый комический парадокс, нарушающий привычные представления благодаря неожиданному сочетанию противоречивых или взаимоисключающих явлений. Прием гротеска деформирует образ, выводит его за пределы вероятного, придает ему фантастический характер. Название приема происходит от итальянского слова «грот»: в одном из гротов подземных терм римского императора Тита был найден причудливый орнамент, в котором растительные, животные, человеческие формы в какой-то удивительной игре фантазии переходили друг в друга.
35. Драматургия Н.В. Гоголя. «Ревизор». Гротескность сюжета и реализм характеров комедии.
«В «Ревизоре» ново и необычно всё, кроме социального и литературного типажа действующих лиц» - пишет один из уважаемых исследователей творчества Гоголя (Е.Н. Купреянова. Гоголь / История русской литературы в 4-х т.т. - Л., 1981; т. 2, с. 548). Это высказывание можно отнести ко всей драматургии Николая Васильевича. Действительно странный, фантасмагорический мир его пьес населяют самые ординарные «герои того времени» - чиновники, карточные шулеры, купцы, прочие городские обыватели. Вся мистика, весь гротеск, всё таинственное обаяние гоголевских произведений реализуются здесь через вполне, казалось бы, заурядные типы и простые, узнаваемые сюжетные линии.
Другое дело, как использует эти простые средства выражения автор, чем наполняет он образы и конфликты в своих пьесах - это мы постараемся разобрать ниже, а пока что ещё раз отметим для себя: вся фантасмагория гоголевской драматургии выражена очень даже «нормальными», «скромными», «реалистическими» средствами... и в этом, наверное, наиболее ярко проявляется её своеобразие. Сравеим у Ю. Манна: «Убийство, пожары, яд - всё то, что Гоголь причислял к «эффектам» - было решительно изгнано со сцены. Их место заняли сплетня, подслушивание, подделка документов. Мир гоголевской комедии тоже катастрофичен; и в нём ломались карьеры и жизни, человек сходил с ума, - но это было делом не каких-то «разбойников и зажигателей», а соперничества и интриги». Ю. Манн Гоголь, с. 456.
Говоря о драматургии Н.В. Гоголя, имеют в виду как правило две его завершённые комедии - «Ревизор» и «Женитьба», - и имеющих статус драматического отрывка «Игроков». Именно на их примере удобнее всего проследить общие законы развития интриги по Гоголю. И главное, что бросается в глаза при внимательном рассмотрении - это... отсутствие интриги в традиционной трактовке данного понятия. Это то, что Аполлон Григорьев назвал «миражной интригой». То, о чём Гоголь в своей записной книге под заголовком «Комедия. Материалы общие» писал: «Старое правило: уже хочет достигнуть, схватить рукою, как вдруг помешательство и отдаление желаемого предмета на огромное расстояние. Как игра в накидку и вообще азартная игра.
две особенности драматургии Н.В. Гоголя - миражную интригу и часто сопутствующую ей цикличность. Но ряд своеобразных гоголевских драматургических приёмов этим только открывается.
Кроме сюжета и интриги другой важнейшей категорией драматургии являются образы героев - их характеры, речевые характеристики, типажи и пр. Статистики, конечно, нет, но, наверно, каждый или почти каждый, кто более-менее сознательно знакомился с творчеством Николая Васильевича, обращал внимание, что практически все герои его пьес при внешней их ординарности (см. выше), всё ж какие-то «странные», «пришибленные», «сдвинутые», «кукольные» и т.д., и т.п. Не ускользнула эта особенность и от внимания специалистов - так, В. Розанов пишет, что у Гоголя «нет живых лиц: это крошечные восковые фигурки», и что кажется, будто сам автор за них «переступает ногами, поворачивается, спрашивает и отвечает».
Тут мы вплотную приблизились к ещё одному важнейшему аспекту творчества Николая Васильевича Гоголя - его мистицизму.
Как было сказано в начале основной части, в пьесах Гоголя, в отличие от его прозы, внешне мистика никак не обозначена. Однако это вовсе не даёт право считать, что драматургия Николая Васильевича лежит только лишь в плоскости бытового реализма, пусть даже гротескно преподанного. Прежде всего не будем забывать, что Гоголь - христианский писатель, а для христианина мистика разлита в повседневной земной жизни, ибо именно здесь человек совершает деяния, которые во многом предопределяют его посмертную судьбу. Можно вполне уверенно утверждать, что сверхзадача всех гоголевских пьес построена на христианской мистике. Но рассмотрим эту тему подробнее.
«Ревизор» - пьеса эсхатологическая, о чём прямо заявляет сам автор в «Развязке»: «Взглянем на себя не глазами светского человека, - ведь не светский человек произнесёт над нами суд, - взглянем хоть сколько-нибудь глазами Того, Кто позовёт на очную ставку всех людей, перед Которым и наилучшие из нас, не позабудьте этого, потупят от стыда в землю глаза свои... < ... > Что ни говори, но страшен тот ревизор, который ждёт нас у дверей гроба. Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? Ревизор этот - наша проснувшаяся совесть... Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по именному высшему повелению он послан и возвестится о нём тогда, когда уже и шагу нельзя будет сделать назад». В советском литературоведении весь этот отрывок предпочитали трактовать так, будто речь здесь идёт только о совести, но это неверно, это искажение в идеологических интересах. Легко догадаться, что в первой части приведённого фрагмента речь идёт о Страшном Суде, поскольку совесть одного человека не имеет власти звать на очную ставку всех людей, к тому же, как явствует из второй части отрывка, она сама дана человеку свыше.
Гротеск и характеры
Вся мистика, весь гротеск, всё таинственное обаяние гоголевских произведений реализуются здесь через вполне, казалось бы, заурядные типы и простые, узнаваемые сюжетные линии. Ревизор” — комедия характеров. Автор, равно как и читатели, смеется также “над несоответствиями характеров людей и их положением в обществе”, над несоответствием между тем, что персонажи думают и что говорят, между поведением людей и их мнением. Так, к примеру, чиновники с женами, пришедшие поздравить городничего и Анну Андреевну с прекрасной партией дочери, в глаза льстят, про себя же отзываются о городничем весьма нелестно: “Не судьба, батюшка, судьба-индейка; заслуги привели к тому. (В сторону.) Этакой лезет всегда в рот счастье”.
Обличая все дурное, Гоголь верил в торжество справедливости, которая победит, как только люди осознают гибельность “дурного”, а чтобы осознали, Гоголь осмеивает все презренное, ничтожное. Реализовать эту задачу ему помогает смех. Не тот смех, который порождается временной раздражительностью или плохим характером, не тот легкий смех праздного развлечения, но тот, который “весь излетает из светлой природы человека”, на дне которой заключен “вечно бьющий родник его”.